ВОСХОЖДЕНИЕ. Путь к мечте.

Однажды к Эрнcту Резерфорду, президенту Королевской академии, обратился коллега за помощью. Он собирался поставить самую низкую оценку по физике одному из своих студентов, в то время как тот утверждал, что заслуживает высшего балла. Оба — преподаватель и студент — согласились положиться на суждение третьего лица, незаинтересованного арбитра. Выбор пал на Резерфорда. Экзаменационный вопрос гласил: «Объясните, каким образом можно измерить высоту здания с помощью барометра?».

Ответ студента был таким: «Нужно подняться с барометром на крышу здания, спустить барометр вниз на длинной верёвке, а затем втянуть его обратно и измерить длину верёвки, которая и покажет точную высоту здания».

Случай был и впрямь сложный, так как ответ был абсолютно полным и верным! С другой стороны, экзамен был по физике, а ответ имел мало общего с применением знаний в этой области.
Резерфорд предложил студенту попытаться ответить ещё раз. Дав ему шесть минут на подготовку, он предупредил его, что ответ должен демонстрировать знание физических законов. По истечении пяти минут студент так и не написал ничего в экзаменационном листе. Резерфорд спросил его, сдаётся ли он, но тот заявил, что у него есть несколько решений проблемы, и он просто выбирает лучшее.

Заинтересовавшись, Резерфорд попросил молодого человека приступить к ответу, не дожидаясь истечения отведённого срока. Новый ответ на вопрос гласил: «Поднимитесь с барометром на крышу и бросьте его вниз, замеряя время падения. Затем, используя формулу, вычислите высоту здания».

Тут Резерфорд спросил своего коллегу преподавателя, доволен ли он этим ответом. Тот, наконец, сдался, признав ответ удовлетворительным. Однако студент упоминал, что знает несколько ответов, и его попросили открыть их.

— Есть несколько способов измерить высоту здания с помощью барометра, — начал студент. — Например, можно выйти на улицу в солнечный день и измерить высоту барометра и его тени, а также измерить длину тени здания. Затем, решив несложную пропорцию, определить высоту самого здания.
— Неплохо, — сказал Резерфорд. — Есть и другие способы?
— Да. Есть очень простой способ, который, уверен, вам понравится. Вы берёте барометр в руки и поднимаетесь по лестнице, прикладывая барометр к стене и делая отметки. Сосчитав количество этих отметок и умножив его на размер барометра, вы получите высоту здания. Вполне очевидный метод.
— Если вы хотите более сложный способ, — продолжал он, — то привяжите к барометру шнурок и, раскачивая его, как маятник, определите величину гравитации у основания здания и на его крыше. Из разницы между этими величинами, в принципе, можно вычислить высоту здания. В этом же случае, привязав к барометру шнурок, вы можете подняться с вашим маятником на крышу и, раскачивая его, вычислить высоту здания по периоду прецессии.
— Наконец, — заключил он, — среди множества прочих способов решения данной проблемы лучшим, пожалуй, является такой: возьмите барометр с собой, найдите управляющего и скажите ему: «Господин управляющий, у меня есть замечательный барометр. Он ваш, если вы скажете мне высоту этого здания».

Тут Резерфорд спросил студента, неужели он действительно не знал общепринятого решения этой задачи. Он признался, что знал, но сказал при этом, что сыт по горло школой и колледжем, где учителя навязывают ученикам свой способ мышления, который не всегда приемлет не стандартных решений.

Студент этот был Нильс Бор (1885–1962), датский физик, лауреат Нобелевской премии 1922 г

Мир состоит из глаголов — не из существительных.

Существительные — это человеческие изобретения, необходимые, но человеческие изобретения. Но существование состоит из глаголов, только из глаголов, а не из существительных и местоимений… Вглядитесь в это. Вы смотрите на цветок, на розу. Назвать ее цветок неправильно, поскольку она не прекратила цветения.

Она еще цветет; это глагол, это цветение. Назвав ее цветком, вы сделали ее существительным. Вы видите речку. Вы называете ее речка — тем самым вы сделали ее существительным. Но это течение. Для существования более точно будет называть ее течением. Все в изменении, в течении. Ребенок становится юношей; юноша становится взрослым; жизнь переходит в смерть; смерть переходит в жизнь.

Все находится в непрерывном, постоянном изменении; это непрерывность. Остановка, полная остановка, не наступает никогда. Она происходит только в языке.
В существовании нет полной остановки.

Вы помните, когда перестали быть ребенком? Когда, в какой точке наступила остановка ивы стали юношей? Нет такого места, нет демаркационной линии, нет полной остановки.
Ребенок еще течет в вас.

Если вы закроете глаза и посмотрите внутрь себя, вы обнаружите, что все, что было, еще есть, течет. Вы накапливали больше и больше, но все, что было, еще есть. Река становится большой, в нее вливаются новые ручейки, но исток все еще есть. Если вы видели Ганг в Индии, одну из самых красивых рек, вы сможете понять это. Место, где она возникает, такое крошечное, что его накрывает лик коровы — конечно, камень, камень, сделанный в виде лика коровы. Через этот коровий лик ниспадает Ганг, начинающий свое путешествие… такой маленький. А когда вы видите его вблизи океана, когда он достигает места встречи с океаном, он сам выглядит, как океан… такой огромный. Но тот маленький поток, падающий в Ганготри, там, далеко, за тысячу миль в Гималаях, из каменного рта коровы, — тот поток еще есть. Так много рек впало в него, сделало его большим, как океан. А поток все еще жив. Даже когда он впадет в океан, он останется жить, он будет продолжать движение. Возможно, он станет облаком; возможно, он снова прольется дождем. Он будет продолжаться и продолжаться.

Существование продолжается и продолжается; оно никогда не останавливается. Нет периода покоя. Нет места, где вы могли бы отметить, что что-то подошло к своему концу. Ничто не подходит к своему концу.

Нельзя найти начала, нельзя найти конца. Это всегда продолжающийся процесс.
Когда вы говорите Бог, вы используете имя существительное, нечто статичное, мертвое.
Когда я говорю божественность, я обозначаю этим словом нечто живое, текущее, движущееся.

ОШО

Наше рефлексирующее сознание (разумная часть нашего Я) умеет производить сравнение только между содержаниями самого сознания — тем, что мы называем представлениями, т. е. тем, что принадлежит нашему Я. Оно не может сравнивать представления и т. наз. «вещи», если сама «вещь» не есть также представление (это дало возможность Шопенгауэру сами вещи назвать нашими представлениями).

Наш разум всегда, как между двумя соснами, блуждает и путается между Я и не-Я (данным нам Я и заданным для познания миром не-Я). Очевидно, это потому, что он не может определить собственное Я. Путаницы бы не было, если б мир являлся нам только в наших ощущениях. Было бы ясно: все, что является моим пяти чувствам — это внешнее, это не-Я. И потому для практической ориентации в мире этой путаницы не возникает.

Но в наше время предметом физики являются объекты, которые в принципе не могут явиться ни в каких чувственных созерцаниях: многомерные пространства современных теорий полей, расслоения, пространства групп Ли. Попробуйте сказать, относятся ли они к Я или к не-Я.

Где находится квантово-механическая ψ-функция, описывающая состояние атома — в нашем Я или вне его? Теория гласит: она является вектором бесконечномерного гильбертова пространства, а оно чувственным опытом не воспринимается. Поэтому философы-феноменологи … скажут: она — принадлежность нашего сознания (нашего Я). А метафизики .. скажут: она относится к миру математических форм, который им интерпретируется как самостоятельный, вне нас суще­ ствующий платоновский мир эйдосов. И, наконец, физики-позитивисты скажут так, как Э. Шрёдингер сказал про свою ψ-функцию: да нигде она не существует — ни в Я, ни вне Я; это вообще не объект, а некий фиктивный элемент теории, для которого оказалось удобно записать уравнение.

Если неизвестное х определяется через другое неизвестное у, то не дано определения ни того, ни другого. Чтобы определить наше Я, надо уметь определять то, что мы называем «внешним миром», т. е. относим к не-Я. Но мы не знаем, что такое внешний мир, хотя он нам всегда задан (в нашем сознании). С этого вопроса, говорит Соловьев, должна только начинаться теоретическая философия, первая задача которой — определить, что такое есть не-Я как реальность.

Основная задача мышления упирается в злополучный вопрос о различении Я от не-Я, внутреннего опыта от внешнего. Не умея решить этот вопрос, мы не умеем обосновать собственное теоретическое познание, т. е. не умеем определить, действительно ли наша наука познает «объективный» (как принять говорить), вне нас лежащий мир.

Это не могло укрыться от наиболее проницательных философов, и еще задолго до Вл. Соловьева и Г. Гефдинга были написаны вот такие слова: «Я не знаю, откуда я пришел в этот мир (qui m’a mis au monde), не знаю, что такое этот мир и что такое есть я сам… не знаю, что такое есть мое тело, мои чувства, моя душа и сама та часть меня, которая мыслит то, что я говорю, которая размышляет обо всем и о себе самой и все-таки знает себя не более, чем все остальное» (Б. Паскаль)

Т. e., если верить Паскалю («французскому Сократу»), в таком явлении, как познание, ничего не ясно: ни что такое есть познаваемый мир, ни тот, кто мыслит об этом мире.

В.Д. Захаров. От философии физики к идее Бога.